В канун Дня российской космонавтики – откровения участника космической программы страны

К созданию аэрокосмического музея вот-вот приступят в Ивановском районе. Думается, в документальном разделе будущих экспонатов не последнее место займут материалы об Алексее Жеглове. Алексей Федорович — непосредственный участник освоения грандиозной космической программы нашего Отечества, стартовавшей 12 апреля 1961 года.

СЕКРЕТНЫЙ ПРИКАЗ

Одногодок Великой Отечественной, родился Жеглов «под городом Горьким, где ясные зорьки». В 1949-м представителей сильной половины Жегловых, как и многих послевоенников тогда, бросили на укрепление дальних рубежей родины — Амурской области. Так впервые Леха оказался в дальневосточной стороне. Тут бы ему и обосноваться, да мамке-вдове слишком трудно с детьми в одиночку, поэтому он поневоле возвращается в разрушенные врагом родные места, приютившись у своего дядьки. Дядькина житуха тоже ой-ей-ей. Видать, и правда — везде хорошо, где нас нет.
Дотянувшись до конца «семилетки», дядя отправляет парня «в жизнь».
Отставать в чем-либо от окружающих, робеть перед препятствиями – не в правилах Жеглова. Взрывной, порывистый характер. Сложись обстоятельства более благоприятно, Жеглов бы, что называется, далеко пошел. Но… Появился на свет он за считанные месяцы до начала войны. Двух лет от роду осиротел. Об отце говорить было не принято. В буднях великих строек-переломов зачислили Федора Яковлевича в деревенские богатеи. И хотя в 43-м Жеглов-старший честно сгинул в боях, защищая страну, сыну с таким социальным происхождением светлое будущее «не светило». Но Алексей боролся. Упорно. После долгих мытарств пытается устроиться на «Уралмаш».
— Был, поговаривали, в тот период секретный приказ – сельских на производство не брать, — вспоминает Алексей Федорович. – Я и так и сяк, мол, отец на фронте погиб… Куда я только не заходил. В том числе и к инженеру Ельцину. Он самый. Борис Николаевич. Возглавлял там реконструкцию бывшего Демидовского завода. Даже не дослушал – нет, и все тут. Так весь день и протопал я в кирзовых сапогах… Дедок на телеге попался. Он общепит обслуживал, ну а объедки забирал себе в качестве хлеба насущного. Надоумил в Березовск податься – шахтный городишко, в райком. По-людски отнеслись там, на курсы отправили. Закончил с отличием. При распределении нас, двоих таких выпускников с повышенным разрядом, взяли в 33-й трест города Свердловска. Остальных – на строительство Белоярской АЭС. Там, конечно, передний край пятилетки, романтика, слава. Однако, если честно, я тем ребятам не завидую сегодня…
В 60-м Алексей стал солдатом. Квалифицированный каменщик-монтажник, до призыва он успел обзавестись еще одной специальностью, на сей раз военной – «оператор обнаружения и наведения». Обнаружение кого или чего здесь подразумевается? Наведение – куда? Нельзя ли поконкретнее, скажете вы. Сейчас-то можно. В те годы — нет. Распространяться на такого рода темы «на гражданке», да и в самой армии, категорически запрещалось.

НА ПОЛИГОН

Будто сглазили Жеглова после «дембеля». Придя в себя, годы и годы спустя осмотрелся. Прежде не было отца, теперь детей нету. Труд, этот вечный спаситель, не в тягость, но и не в радость. Ни кола, ни двора. Подружки разбежались, дружков растерял. Голь перекатная. Бобыль. Пустоцвет. А самое жуткое – ни малейшего интереса к происходящему вокруг, абсолютное безразличие. Замкнутое, душное пространство какое-то… Спасибо добрым людям, посоветовали сменить обстановку, и в один прекрасный день он, как в детстве когда-то, подался на Дальний Восток. Угнездился в Ивановке. Тут и Нину Семеновну свою повстречал – формально четвертую, по сути же первую и последнюю настоящую суженую, с которой неразлучен до сих пор. Заочно в сельхозинститут поступил. Короче, у нас на Амуре жизнь его мало-помалу стала «устаканиваться», горячее сердце – успокаиваться.
Четверть века назад, поверив златоустым «прорабам перестройки», прилежно изучал на западе страны передовые технологии в пищевой промышленности. Все отлично, не сегодня-завтра кончится командировка. Не терпится придумать и внедрить какое-нибудь собственное ноу-хау. И вдруг ни с того, вроде бы, ни с сего «совсем чумной сделался», как рассказывал мне позже. Беда настигла Алексея неподалеку от Чернобыля. Планете это имя не говорило еще ни о чем. А вот Жеглову его тамошние ощущения, каких не пожелаешь и врагу, при всей их необычности удивительно знакомыми показались.
Да-да, подобное он испытал в начале 60-х. На закрытом полигоне под городом, известным сперва как Москва-400 (из-за чего несведущие штатские ра-зыскивали родных в столице, не представляя себе, где же те в действительности), затем переименованным в Семипалатинск-21. Ныне это город Курчатов. В суете сует мы, россияне, редко размышляем о таких объектах. Разве что сейчас, когда землетрясение за землетрясением преследуют Японию с ее атомной станцией «Фукусима». Иностранные же делегации до сих пор неравнодушны к предлагаемому их вниманию маршруту Курчатов – Опытное поле – «Атомное» озеро. Атомными зовутся и солдаты, служившие там.
Туда их часть перевели из лесотундры. Много задач ставилось перед парнями, но главным было обслуживание космических исследований.

НИЧЕГО НЕ БОЯЛИСЬ

Жеглов есть Жеглов. День космонавтики считает и своим праздником, но гордость Ойкумены – Юрий Гагарин – для него не кто иной, как первая жертва человечества. Далее – личные, неопосредованные впечатления Алексея Федоровича:
— 61-й год. Крупномасштабные учения представителей Вооруженных Сил государств–участников Варшавского Договора. Наш министр обороны – Малиновский Родион Яковлевич. Учился, между прочим, в Благовещенске: бывал я в ДВОКУ, видал его бюст. Ну, и расчет наш тоже принимал участие. Фиксировали три вида работ, в том числе воздушные. (Производились они с той же высоты, на которой годом раньше наши «пэвэoшники» над Уралом прищучили самолет-невидимку с пилотом Пауэрсом, шпионом американским.) На полигоне Новая Земля во время этих учений сбросили мощнейшую по тем временам боеголовку. Творилось уму непостижимое, но куда бы деться от своих воспоминаний. Шла – что и сегодня не в новость, и тогда не скрывали – подготовка к третьей мировой войне. Ровно 50 лет назад все это было. Тоже, значит, юбилей, — съязвил Жеглов.
И продолжает:
— 1962-й. Самый страшный для меня год. От курчатовского института ядерной физики направляют нас на другой полигон, почтовый ящик N. В молодой, красивый город на берегу Иртыша. По правительственному спецзаданию. Заполняем и сдаем «особняку» анкеты, быстро нас проверяют. Предупредили, что за невыполнение приказов офицера наш капитан может применить… одним словом, пистолетик. Как в 41-м. Передислокация – только по ночам. На товарняке. Прибываем на место, развертываемся – и пошли у нас работы. Подводные, наземные…
Расчет наш ходил всегда в отличниках. На Семипалатинском полигоне мы испытывали поведение радиолокационной техники в условиях ядерных взрывов. И что же ты думаешь? Вела себя наша установка очень, очень плохо, первые взрывы мы не обнаруживали, хоть убей. Потом-то, после нескольких неудач, пришлют ученого спеца с завода-изготовителя. Одну деталь заменят. Настройку сделают. А покамест пришлось капитану Стрельцу «отличиться».
Получаю от него приказы: вести наблюдения на открытой поверхности, давать координаты визуально. Легко сказать, да сделать непросто. Химзащиты на нас не было, и дозиметристы ничего не замеряли, и вообще никто всерьез нами не занимался. Мы же – винтики. Но приказы я выполнял молниеносно. И ни фига мне страшно не было. Даже нравилось. Производится, допустим, подземный взрыв. Все у тебя под ногами – и дальше, дальше, везде – зыбится, качается, дрожит. Неподвижная минуту назад сопка, представь себе только, поднимается, поднимается над лесом, будто киношный Змей Горыныч или гигантский НЛО. Хорошо, ой, как хорошо!..
Пугали нас лишь обещанные девять граммов свинца. А так – молодые, азартные, мы ничего не боялись! Но вот когда заметил я, как старость приближается, как стали донимать меня потемнение в глазах да головокружение, да во рту всего-навсего пять зубов уцелело, – тогда начал ходить и писать по инстанциям. Ходил долго, писал много. Случалось, и с генералами судился. В конце концов, касательно службы моей на Семипалатинском ядерном, выдают архивную справку: «…в строительных частях не значится». Совершенно верно! Ведь я там ничего и не строил. В моем, господа министерские офицеры, военном билете на русском языке записано: «Оператор обнаружения и наведения». Но что дальше-то делать прикажете? В общем, бьюсь рыбой об лед, и все как-то не по-русски получается, а так, словно у нас каждый сам за себя и только Бог за всех.
Он, должно быть, и навел на выход. Потому что однажды… не припомню уже, когда это и приключилось… просыпаюсь я. Время за полночь. В голове у меня прояснилось, от души отлегло, и кто-то ненавязчиво так советует (потом я думал, что самостоятельно сообразил) послать заявление начальнику небезызвестного ведомства. Самого, наверное, всезнающего. Я взял да так и поступил. Крепко всыпала мне после этого здешних бюрократишек рать. А как же. Зато и с мертвой точки сдвинулось дело мое. Десять лет, никак не меньше, затратил я на это дело, а все ж таки – вот, посмотри-ка! – доказал, что мужики типа Лешки Жеглова тоже не пыль на ветру.
...Что же за доказательство предъявляет он? Прежде чем сообщить это вам, я набрал в поисковой строке Интернета словосочетание «Москва-400» и получил в ответ файл с довольно обстоятельной статьей на близкую данной тему. Статьей, окончательно рассеявшей некоторое сомнение мое в достоверности жегловских воспоминаний. Но что странно. Автор – заслуженный специалист Вооруженных Сил, полковник, доктор технических наук и т.д.; прошел огонь, воду и медные трубы, в военных академиях преподавал, а в послужном его списке, там, где принято перечислять госнаграды, значится единственное: «В 1962 г. принимал непосредственное участие в испытаниях тактического ядерного оружия на Семипалатинском полигоне. Имеет удостоверение ветерана подразделений особого риска». Высоко, значит, котируется эта корочка цвета запекшейся крови, с золотистым тиснением на лицевой стороне.
Именно такой документ воистину по-геройски отвоевал Алексей Федорович, а с ним – и приличную пенсию, и льготы, благодаря которым систематически поправляет здоровье в лучших санаториях страны. В Кисловодске, например, лечился и встретил Валерия Ерохина, жителя Екатеринбурга, члена Свердловского обкома ветеранов подразделений особого риска. Тот впоследствии выслал ему нагрудный знак «Участнику испытаний», на который Жеглов также имеет право. Еще одним свидетельством пережитого им и признанием его заслуг стала недавняя благодарность от амурского губернатора.

 

При использовании материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт ТЕЛЕПОРТ.РФ обязательна.

Новости