Никита Кора узнал о страшном диагнозе в 23 года. Не потерять себя помогли поддержка друзей и близких и врожденное жизнелюбие. Когда было особенно тяжело, шевелились тяжелые мысли о смерти, но и тогда благовещенец не впадал в отчаяние: составил список безрассудных «последних» дел и с удовольствием проживал отпущенные дни. К счастью, они не стали последними. Сейчас Никите 27 лет, болезнь «отпустила» его два года назад, и он снова может дышать полной грудью. В прямом и переносном смысле.
- Никита, что предшествовало переломному моменту и началу нового этапа в жизни?
- Все началось задолго до выяснения диагноза. Еще до армии, даже, возможно, на первом курсе университета у меня часто поднималась температура, как будто я простудился, а вдобавок чувствовалась боль в груди. Я лечился, как от простуды или ОРВИ, и все проходило. Такое происходило раз в год. Не придавал особого значения, так как делал флюорографию, а на ней ничего не было. Врачи говорили, что здоров.
После университета пошел в армию, и первое время все было нормально, я считался самым здоровым человеком на свете. Но где-то на восьмом месяце службы заметил, что начал чувствовать себе слабее, можно сказать, чахнуть. Вернулась высокая температура, и стало тяжелее думать, что все в порядке. Меня отправили в медпункт, обкололи, напичкали таблетками, а спустя три дня я уже пошел в караул.
Дождался дембеля, поехал домой. Очередной приступ случился в поезде, но уже болело в груди настолько, что было тяжело лежать на спине. Начал подозревать, что простудил легкие. До армии не помню, чтобы боль была настолько сильной, а здесь я не мог вздохнуть полной грудью.
Я приехал домой, пришел в себя и, естественно, начал искать работу. Ходил по собеседованиям, и так прошло около четырех месяцев. Все это время у меня случались те же приступы. Я ходил в поликлиники, делал флюорографии, пытался выяснить, что все-таки со мной.
- Первые диагнозы были верны?
- По совету моих родственников я сдал кровь в поликлинике. Через некоторое время позвонил терапевт. Врач сказала мне при первой возможности приехать в поликлинику. Я сразу же сорвался к ней. Терапевт закрыла за мной дверь и произнесла: «Не знаю, новость для тебя это или нет, но у тебя положительный анализ на сифилис».
В тот момент я крайне удивился. Какой сифилис?! Все это время я был в армии, увольнение только один раз за год. Я начал думать, что все мои проблемы происходят из-за сифилиса, поэтому сразу же поехал сдавать анализы в медицинский центр здесь, в Благовещенске. В этот же день мне сообщили, что никакого сифилиса у меня нет, но чтобы убедиться наверняка, я сдал анализы и в кожно-венерологическом диспансере. Диагноз не подтвердился. Когда я позвонил терапевту и сообщил об этом, она сказала, что все это, возможно, из-за того, что я поел жирной пищи. В тот момент было не по себе, а сейчас забавно вспоминать.
- Когда начались первые шаги в нужном направлении?
- Я принялся дальше искать работу. Перед этим, конечно же, сделал флюорографию еще раз, и, как ни странно, все опять было хорошо, без патологий. Делал снимки раз пять за все время, пока был в Благовещенске после армии. Все тщетно. Случается еще один приступ, настолько болезненный и сильный, что я вызвал терапевта на дом. Пришла пожилой врач и сразу же, без вопросов, назначила противовирусное. Сказала, что у меня явно ОРВИ. Я пропивал курсы этих таблеток раз пять и еще разные антибиотики, чем, кажется, еще больше подкосил свое здоровье.
В следующий раз я вызвал скорую помощь. Женщина, которая приехала ко мне, начала объяснять, что со мной что-то не так, и уговорила снова сделать флюорографию, хотя я не слишком хотел делать ее в сотый раз. Я там постоянный клиент, а дома лежит коллекция «флюрок». Но все же дал последний шанс флюорографии, и, наконец, врачи увидели на снимке в легких какое-то пятно. Меня отправили к онкологу, а я стою и думаю: какой онколог, я работу ищу, а меня в такие заведения отправляют!
Началось обследование: томография, УЗИ всего тела, можно сказать. Оказалось, что у меня уже разрослись метастазы, которые пошли в левое легкое и в плевру правого. Выявили поражение сердца и метастазы над ключицей. Меня отправили в онкодиспансер.
- Тяжело было принимать диагноз?
- На самом деле я очень жизнерадостный человек. Выступал в КВН, когда учился в университете. Был ведущим, «дружил» со сценой - в общем, активист. Поэтому диагноз не подкосил морально, я не зацикливался на болезни и быстро перешел в стадию принятия.
Больше всего я переживал за родителей. Из-за того, что мы живем в разных городах, мне пришлось рассказать обо всем маме по телефону. Она, как одна из самых мудрых женщин, не подала виду, что ей плохо от этой новости. Но все мы понимаем, что это был тяжелый удар, когда твой ребенок находится на грани смерти. А вот бабушка с дедушкой сразу примчались в онкодиспансер. Это было жутко, даже сейчас страшно вспоминать. Я успокаивал их как мог: «Ну вот, видите, я же здесь стою, живой!».
- Как проходило лечение?
- Знакомые врачи помогли пройти обследования быстрее. В онкодиспансере взяли миллион анализов, а затем госпитализировали, чтобы взять биопсию. Я очнулся в реанимации. Со мной лежали люди пожилого возраста, молодых не было совершенно. Спустя сутки привезли советскую каталку, а с меня трубки торчат, которые в любой момент будто могут запутаться в колесах. Доехал до палаты, невозможно было лежать нормально первые дни, пока с меня не вытащили дренаж. Спал полусидя.
Дождавшись диагноза, я собрал документы и стал готовиться к отлету в Москву, в онкоцентр имени Блохина. Лечение было бесплатным, а вот перелет и проживание – нет, потому что на тот момент у меня еще не было инвалидности. Деньги собирали всем миром, у меня их не было совсем. Помогли друзья, малознакомые и совсем чужие люди. Мы объявили сбор средств через газету, и деньги поступали от неравнодушных. Откликнулись даже сослуживцы, которые прочитали эту статью и отправляли мне смс-ки с поддержкой. Было приятно осознавать, что я не один.
- В Москве все встало на свои места?
- Я остановился у знакомых моей мамы в Подмосковье – в перерывах между химиотерапией нужно было где-то жить. Начал обследование, и, наконец, услышал окончательный диагноз: семиномная герминогенная опухоль средостенья с выходом за одну и более локаций. Четвертая стадия.
Первый курс «химии» прошел нормально. Меня тошнило, но не слишком, я даже мог есть. Ничего не мешало. Все время я ждал, когда выпадут волосы - врачи с самого начала предупреждали, что химиотерапия у меня сильная. А еще по настоянию медиков сдал свою сперму в банк, так как после лечения мог остаться бесплодным. Отдал 15 тысяч на сохранение моей родословной.
Хорошо помню, как за три дня до второго курса химиотерапии просыпаюсь утром, иду в ванную, провожу ладонью по своей голове и понимаю, что пучок волос остался в руке… В парикмахерской меня пытались отговорить стричься под ноль. Когда сказал про химиотерапию, вопрос сразу был снят.
- Какой период был самым страшным за все это время?
- Пошел второй курс химиотерапии, и тогда я понял, что такое страдания. Началась сильная тошнота, аппетит пропал, а есть надо, иначе организм не восстановится. Противорвотная капельница немного скрашивала ситуацию. По совету врачей покупал таблетки от тошноты, но они совершенно не помогали. Самым эффективным был кофе, он сбивал тошноту, но только на полчаса.
Вернулся в Подмосковье после второго курса, и вот тут началась самая «жесть». Я собрал все «побочки» от химии. Была дикая слабость, рвота, диарея. В кончики пальцев ног и рук будто вонзали иголки. Врач сказал – отмирают нервные окончание. Это было очень больно. Я лежал и мечтал о том, чтобы все это быстрее закончилось, и уже неважно, как.
- Какая она, финишная прямая?
- Третий курс оказался не таким тяжелым, как второй. Организм, возможно, просто привык. Очень много в этот период читал: о нестандартных методах лечения, о народных средствах. От скуки. Хочу сказать, что лучше следовать только рекомендациям врача и не делать ничего более.
Каждые две недели сдавал анализы, УЗИ – врачи отслеживали поведение опухоли, смотрели, подходят ли назначенные препараты или нужно их заменить. Мне повезло – лечение подошло сразу. Опухоль шла на уменьшение, и после четвертого курса мне назначили радионуклидную диагностику. Я сделал ее, и через две недели КТ показала, что от опухоли остались только мертвые ткани, которые сами выйдут из организма со временем. Полный радости, я вернулся в Благовещенск.
- Болезнь всегда испытывает на прочность человека и его окружение. Что изменилось в твоей жизни?
- В этот момент я встречался с девушкой, которая не поддерживала меня. Она постоянно спрашивала, почему я не отвечаю ей, а я не мог даже поднять телефон. Мне было слишком плохо, чтобы взаимодействовать с окружающим миром. Она этого, к сожалению, не понимала. Максимум, что я мог – ответить маме, и все. Вскоре мы расстались. Не скажу, что в этот момент я страдал – мне и так было слишком плохо, чтобы думать о чем-то кроме своего состояния. Пожалуй, даже наоборот: почувствовал легкость и начал жить немного по-другому.
Я понимал, что, возможно, мне осталось недолго, особенно после второго курса химиотерапии, и решил, что проживу эти дни так, как я хочу. Делал самые безрассудные вещи, которые могли прийти в голову, чтобы прочувствовать весь спектр эмоций. В подробности уходить не буду, но я поставил много «галочек» в своем списке «что нужно сделать до конца жизни».
На тот момент я уже переехал к своим друзьям, которые снимали квартиру в Москве. Они иногда даже забывали, что у меня рак, и мне от этого становилось чуть лучше, я отвлекался. Один парень, который жил с нами, однажды спросил, не альбинос ли я? Было забавно наблюдать его реакцию, когда я рассказал, почему у меня практически нет бровей, а на голове вместо волос - маленький пушок.
Мы хорошо общались со знакомыми по палате. Один из них - мужчина из Дагестана, у него был рак желудка. Рядом с ним всегда была его жена, которая не отходила от супруга ни на шаг. Всем бы такую жену! Помогала и мне, если было нужно. Мы потом еще долгое время поддерживали связь, но в один из дней пришло известие о смерти моего знакомого. Он не смог справиться с раком.
Еще был парень, которого я встретил на последнем курсе химиотерапии. У него была точно такая же опухоль, как у меня. Очень высохший, вены все черные, страшно было смотреть. Надеюсь, что с ним сейчас все хорошо.
В онкоцентре я видел людей, которые медленно умирали. Дети, по виду которых уже не поймешь, мальчик это или девочка. Слабые, худые, без волос и бровей. Люди на каталках и колясках.
Я встречал много онкобольных людей. Все реагируют на болезнь по-разному. Я же считаю, что это определенный жизненный опыт, который я пережил, и теперь могу двигаться дальше.
Автор: Надежда Морозова.
Фото предоставлено Никитой Кора.
При использовании материалов активная индексируемая гиперссылка на сайт ТЕЛЕПОРТ.РФ обязательна.